Полный курс лекций по русской истории. Платонов сергей федорович

, Преподаватель , Публицист

Платонов Сергей Федорович (1860–1933), русский историк. Родился 16 (28) июня 1860 в Чернигове, в семье типографского служащего. Родители, по происхождению коренные москвичи, переехали в Петербург, где отец занял должность управляющего типографией Министерства внутренних дел.

По окончании частной гимназии Платонов весной 1878 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Занимался у профессоров И.И.Серзневского, О.Ф.Миллера, В.Г.Васильевского, А.Д.Градовского, В.И.Сергеевича. Особенно большое влияние на него оказал К.Н.Бестужев-Рюмин, которого он называл своим учителем. В университете Платонов вошел в кружок, состоявший из студентов-историков и филологов В.Г.Дружинина, М.А.Дьяконова, А.С.Лаппо-Данилевского, Е.Ф.Шмурло и др.

Повинуясь присущему нашему духу стремлению не только знать факты, но и логически связывать их, мы строим наши выводы и знаем, что самые наши ошибки облегчат работу последующим поколениям и помогут им приблизиться к истине, так же как для нас самих поучительны и труды, и ошибки наших предков.

Платонов Сергей Федорович

По рекомендации Бестужева-Рюмина Платонов был оставлен при университете для «приготовления к профессорскому званию». Посвятил около 8 лет подготовке магистерской (кандидатской) диссертации на тему Древнерусские сказания и повести о Смутном времени ХVII века как исторический источник (1888). Диссертация в том же году была опубликована в виде монографии и удостоена Уваровской премии Академии наук.

Платонов занял должность приват-доцента, а с осени 1890 – профессора кафедры русской истории Петербургского университета. Всю последующую жизнь, вплоть до середины 1920-х годов, ученый преподавал в университете: читал общий курс русской истории, курсы по отдельным эпохам и вопросам, вел семинарские занятия. Из его семинариев вышли многие известные представители петербургской школы историков (П.Г.Васенко, П.Г.Любомиров, Н.П.Павлов-Сильванский, А.Е.Пресняков, Б.А.Романов и др.).

В 1899 Платонов защитил докторскую диссертацию Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХVI–ХVII вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время), выпущенную в свет в том же году отдельной книгой. Написанная на основе большого числа источников, превосходным литературным языком, эта работа – вершина научного творчества ученого.

Наступил новый период моей жизни и деятельности, материально более обеспеченный, в научном отношении лучше обставленный. (после защиты диссертации)

Платонов Сергей Федорович

Используя теорию С.М.Соловьева о борьбе родовых и государственных отношений в истории России, автор постарался вложить в эту теорию «конкретное содержание и на фактах показать, как погибал в Смуте старый порядок и в каких формах возникал новый порядок, в условиях которого создавалось современное государство». Главный смысл «политических несчастий и социального междоусобия» начала 17 в. автор видел в смене господствующего класса – старой знати на дворянство. Среди предпосылок и движущей силы развития Смуты назывались формирование крепостного права, усиление феодального гнета и социальная борьба «неимущих и обездоленных против богатых и знатных». Опричнина Ивана Грозного определялась не как «каприз робкого тирана», а как продуманная система действий по разгрому «удельной аристократии».

Другие труды Платонова – серия статей о деятелях Смутного времени (патриархе Гермогене, Лжедмитрии I и др.), о первых Романовых, Земском соборе 1648–1649, личности и деяниях Петра I.

Широкую известность Платонову принесли, однако, не его научные монографии и статьи, а ставшие настольной книгой студенчества Лекции по русской истории (первое издание 1899) и Учебник русской истории для средней школы (в 2-х частях, 1909–1910). Отличавшиеся стройностью и доступностью изложения огромного фактического материала, учебники были необычайно популярными в дореволюционной высшей школе и гимназиях.

«Очерки по истории Смуты» не только дала мне степень доктора, но, можно сказать, определила мое место в кругу деятелей русской историографии.

Платонов Сергей Федорович

В течение нескольких лет Платонов преподавал историю детям Александра III великой княжне Ольге Александровне и великому князю Михаилу Александровичу. Однако особым расположением их брата, Николая II, он не пользовался. После 1917 в бумагах царя обнаружили его записку о профессорах русской истории. В ней были такие строки: «Вполне приличен также и профессор Платонов, обладающий огромной эрудицией; но он сух и уже, несомненно, весьма мало сочувствует культу русских героев; конечно, изучение его произведений не может вызвать ни чувства любви к отечеству, ни народной гордости».

К Октябрьской революции Платонов относился отрицательно. Он считал, что она не подготовлена «ни с какой точки зрения», программа советского правительства «искусственна и утопична». Привлеченный Д.Б.Рязановым к сотрудничеству в деле спасения памятников истории и культуры, Платонов работал в междуведомственной комиссии по охране и устройству архивов упраздненных учреждений, затем – заместителем председателя Главного управления архивным делом, заведующим Петроградским отделением Главархива. После инициированного М.Н.Покровским отстранения от архивной работы Платонов трудился в Академии наук – директором Пушкинского Дома (1925–1929) и Библиотеки Академи наук (1925–1928).

Были изданы научно-популярные очерки Платонова – Борис Годунов. Образы прошлого (1921), Иван Грозный (1530–1584) (1923), книги Москва и запад в ХVI–ХVII веках (1925) и Петр Великий. Личность и деятельность (1926), статьи о древнейшей колонизации русского Севера и др. В своем творчестве Платонов продолжал руководствоваться теми же принципами, что и ранее. «Миросозерцание мое, – писал он в 1930, – сложившееся к исходу XIX века, имело базой христианскую мораль, позитивистскую философию и научную эволюционную теорию… В сущности я остаюсь таким и в настоящую минуту. Атеизм чужд мне столько же, сколько и церковная догма».

Трагическую роль в судьбе ученого сыграло так называемое «дело Академии наук». 12 октября 1929 в управление ОГПУ по Ленинграду и области поступили агентурные сведения о хранении в Библиотеке Академии наук важных политических архивов, якобы не известных советской власти. Через комиссию по чистке аппарата Академии наук была организована проверка этих сведений. 19 октября председатель комиссии Ю.П.Фигатнер обнаружил в Библиотеке подлинные экземпляры манифестов об отречении от престола Николая II и его брата Михаила, документы ЦК партий кадетов и эсеров, некоторые другие материалы. Об этом незамедлительно был извещен И.В.Сталин. Вину за «сокрытие» документов (об их наличии сообщалось во ВЦИК еще в 1926) возложили на Платонова. 5 ноября 1929 Политбюро постановило отстранить ученого от всех занимаемых им постов.

Однако этим дело не ограничилось. В ночь с 12 на 13 января 1930 Платонов и его дочь Мария были арестованы. Вскоре в тюрьме оказалось много его друзей и товарищей по профессии. Все они были представителями старой профессуры и не придерживались официальной марксистской идеологии. В их числе Н.П.Лихачев, М.К.Любавский, Е.В.Тарле, С.В.Бахрушин, П.Г.Васенко, Ю.В.Готье, В.Г.Дружинин, Д.Н.Егоров, В.И.Пичета, Б.А.Романов, А.И.Яковлев, всего 115 человек. Им было предъявлено обвинение в участии в контрреволюционной монархической организации «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России». По версии ОГПУ, целью организации являлось свержение советской власти и установление конституционной монархии во главе с великим князем Андреем Владимировичем (бывшим учеником Платонова); роль премьер-министра будущего правительства отводилась самому Платонову.

8 августа 1931 15 «главных преступников», среди которых был Платонов, приговорили к 5 годам ссылки. Местом ссылки ученого и двух его дочерей назначили Самару.

Сергей Федорович Платонов - фото

Сергей Федорович Платонов - цитаты

С. Ф. Платонов Учебник Русской истории

§1. Предмет курса русской истории

Русское государство, в котором мы живем, ведет свое начало от IX в. по Р. Хр. Русские же племена, образовавшие это государство, существовали еще ранее. В начале своей исторической жизни они занимали только область р. Днепра с его притоками, область озера Ильменя с его реками, а также лежащие в промежутке между Днепром и Ильменем верховья Западной Двины и Волги. К числу русских племен , составлявших одну из ветвей великого Славянского племени, принадлежали: поляне - на среднем Днепре, северяне - на р. Десне, древляне и дреговичи - на р. Припяти, радимичи - на р. Соже, кривичи - на верховьях Днепра, Волги и Западной Двины, словене - не озере Ильмень. Между этими племенами вначале было очень мало взаимных связей; еще менее близости к ним было у окраинных племен: вятичей - на р. Оке, волынян, бужан, дулебов - на Западном Буге, хорватов - у Карпатских гор, тиверцев и уличей - на р. Днестре и у Черного моря (о тиверцах и уличах в точности даже не известно, можно ли их считать славянами).

Главное содержание курса русской истории должно составлять повествование о том, как из названных отдельных племен постепенно образовался единый русский народ и как он занял то громадное пространство, на котором теперь живет; как образовалось среди русских славян государство и какие перемены происходили в русском государственном и общественном быту до тех пор, пока он не принял современной нам формы Российской империи. Рассказ об этом естественно делится на три части. В первой излагается история первоначального Киевского государства, объединившего все мелкие племена вокруг одной столицы - Киева. Во второй излагается история тех государств (Новгородского, Литовско-Русского и Московского), которые образовались на Руси вслед за распадением Киевского государства. В третьей, наконец, излагается история Русской империи, объединившей в себе все земли, заселенные русскими людьми в разные времена.

Но раньше, чем начать рассказ о начале Русского государства, необходимо ознакомиться с тем, как жили племена русских славян до возникновения у них государственного порядка. Так как эти племена не были первыми и единственными «насельниками» нашей страны, то надобно узнать, кто жил здесь ранее славян и кого застали славяне в своем соседстве, когда поселились на Днепре и Ильмене. Так как местность, занятая здесь русскими славянами, оказывает влияние на их хозяйство и быт, то надобно ознакомиться с характером страны, в которой возникло Русское государство, и с особенностями первоначального быта русских славян. Когда мы узнаем ту обстановку, в какой пришлось жить нашим далеким предкам, мы яснее поймем причины возникновения у них государства и лучше представим себе особенности общественного и государственного их устройства.

§2. Древнейшее население Европейской России

На всем пространстве Европейской России, и преимущественно на юге, близ Черного моря, находится достаточно «древностей», то есть памятников, оставшихся от древнейшего населения России в виде отдельных погребальных насыпей (курганов) и целых кладбищ (могильников), развалин городов и укреплений («городищ»), различных предметов быта (посуды, монет, драгоценных украшений). Наука об этих древностях (археология) успела определить, каким именно народностям принадлежат те или другие предметы древности. Древнейшие из них и самые замечательные суть памятники греческие и скифские . Из истории древней Эллады известно, что на северных берегах Черного моря (или Евксинского Понта, как называли его греки) возникло много греческих колоний, по преимуществу на устьях больших рек и при удобных морских бухтах. Из этих колоний наиболее известны: Ольвия при устье р. Буга, Херсонес (по-старорусски Корсунь) в окрестностях нынешнего Севастополя, Пантикапей на месте нынешней Керчи, Фанагория на Таманском полуострове, Танаис в устьях р. Дона. Колонизуя морское побережье, древние греки обыкновенно не удалялись от морского берега вглубь страны, а предпочитали привлекать туземцев на свои береговые рынки. На Черноморских берегах было то же самое: названные города не распространили своих владений внутрь материка, но тем не менее подчинили местных жителей своему культурному влиянию и привлекли их к оживленному торговому обмену. От туземцев-«варваров», которых греки называли скифами , они приобретали местные продукты, главным образом хлеб и рыбу, и отправляли в Элладу; а взамен продавали туземцам предметы греческого производства (ткани, вино, масло, предметы роскоши).

Торговля сблизила греков с туземцами настолько, что образовались смешанные так называемые «эллино-скифские» поселения, а в Пантикапее возникло даже значительное государство, называемое Боспорским (от имени пролива Боспора Киммерийского). Под властью Боспорских царей объединились некоторые греческие города побережья и туземные племена, жившие у моря от Крыма до предгорий Кавказа. Боспорское царство и города Херсонес и Ольвия достигли значительного процветания и оставили после себя ряд замечательных памятников. Раскопки, предпринятые в Керчи (на месте древнего Пантикапея), в Херсонесе и Ольвии, открыли остатки городских укреплений и улиц, отдельных жилищ и храмов (языческой и позднейшей, христианской поры). В погребальных склепах этих городов (а также и в степных курганах) обнаружено много предметов греческого искусства, иногда высокой художественной ценности. Золотые украшения тончайшей работы и роскошные вазы, добытые этими раскопками, составляют лучшее в мире, по художественному значению и по количеству предметов, собрание Императорского Эрмитажа в Петрограде. Рядом с типичными вещами афинской работы (например, расписные вазы с рисунками на греческие темы) встречаются в этом собрании предметы, сработанные греческими мастерами на местный фасон, по-видимому, по заказу местных «варваров». Так, золотые ножны, сделанные для скифского меча, не похожего на греческие мечи, украшались чисто греческим орнаментом по вкусу мастера-грека. Металлические или глиняные вазы, сделанные по греческим образцам, снабжались иногда рисунками не греческого характера, а скифского, «варварского»: на них изображались фигуры туземцев и сцены из скифского быта. Две такие вазы пользуются всемирною известностью. Одна из них, золотая, вырыта из склепа в кургане Куль-Оба около г. Керчи; другая, серебряная, оказалась в большом кургане близ местечка Никополя на нижнем Днепре у речки Чертомлыка. На обеих вазах художественно представлены целые группы скифов в их национальной одежде и вооружении. Таким образом, греческое искусство служило здесь вкусам местных «варваров».

Для нас это обстоятельство важно потому, что мы получаем возможность непосредственно познакомиться с внешним видом тех скифов, с которыми имели дело греки на Черноморском побережье. В превосходно изваянных или нарисованных греческими мастерами фигурах скифских воинов и наездников мы отчетливо различаем черты арийского племени и всего скорее иранской его ветви. Из описаний скифского быта, оставленных греческими писателями, и из скифских погребений, раскопанных археологами, можно сделать тот же вывод. Греческий историк Геродот (V в. до Р. Хр.), рассказывая о скифах, делит их на много племен и различает между ними кочевников и земледельцев. Первых он помещает ближе к морю - в степях, а вторых севернее - примерно на среднем течении Днепра. Земледелие было настолько развито у некоторых скифских племен, что они торговали зерном, доставляя его в громадном количестве в греческие города для отправки в Элладу. Известно, например, что Аттика получала половину необходимого ей количества хлеба именно от скифов через Боспорское царство. Тех скифов, которые торговали с греками, и тех, которые кочевали вблизи от моря, греки более или менее знали, и потому Геродот дает о них любопытные и основательные сведения. Те же племена, которые жили в глубине нынешней России, грекам не были известны, и у Геродота мы читаем о них баснословные рассказы, которым невозможно верить.

Наши занятия русской историей уместно будет начать определением того, что именно следует понимать под словами историческое знание, историческая наука. Уяснив себе, как понимается история вообще, мы поймем, что нам следует понимать под историей одного какого-либо народа, и сознательно приступим к изучению русской истории.

История существовала в глубокой древности, хотя тогда и не считалась наукой. Знакомство с античными историками, Геродотом и Фукидидом, например, покажет вам, что греки были по-своему правы, относя историю к области искусств. Под историей они понимали художественный рассказ о достопамятных событиях и лицах. Задача историка состояла у них о том, чтобы передать слушателям и читателям вместе с эстетическим наслаждением и ряд нравственных назиданий. Те же цели преследовало и искусство.

При таком взгляде на историю, как на художественный рассказ о достопамятных событиях, древние историки держались и соответствующих приемов изложения. В своем повествовании они стремились к правде и точности, но строгой объективной мерки истины у них не существовало. У глубоко правдивого Геродота, например, много басен (о Египте, о Скифах и т. под.); в одних он верит, потому что не знает пределов естественного, другие же, и не веря в них, заносит в свой рассказ, потому что они прельщают его своим художественным интересом. Мало этого, античный историк, верный своим художественным задачам, считал возможным украшать повествование сознательным вымыслом. Фукидид, в правдивости которого мы не сомневаемся, влагает в уста своих героев речи, сочиненные им самим, но он считает себя правым в силу того, что верно передает в измышленной форме действительные намерения и мысли исторических лиц.

Таким образом, стремление к точности и правде в истории было до некоторой степени ограничиваемо стремлением к художественности и занимательности, не говоря уже о других условиях, мешавших историкам с успехом различать истину от басни. Несмотря на это, стремление к точному знанию уже в древности требует от историка прагматизма. Уже у Геродота мы наблюдаем проявление этого прагматизма, т. е. желание связывать факты причинною связью, не только рассказывать их, но и объяснять из прошлого их происхождение.

Итак, на первых порах история определяется, как художественно-прагматический рассказ о достопамятных событиях и лицах.

Ко временам глубокой древности восходят и такие взгляды на историю, которые требовали от нее, помимо художественных впечатлений, практической приложимости. Еще древние говорили, что история есть наставница жизни (magistra vitae). От историков ждали такого изложения прошлой жизни человечества, которое бы объясняло события настоящего и задачи будущего, служило бы практическим руководством для общественных деятелей и нравственной школой для прочих людей. Такой взгляд на историю во всей силе держался в средние века и дожил до наших времен; он, с одной стороны, прямо сближал историю с моральной философией, с другой – обращал историю в «скрижаль откровений и правил» практического характера. Один писатель XVII в. (De Rocoles) говорил, что «история исполняет обязанности, свойственные моральной философии, и даже в известном отношении может быть ей предпочтена, так как, давая те же правила, она присоединяет к ним еще и примеры». На первой странице «Истории государства Российского» Карамзина найдете выражение той мысли, что историю необходимо знать для того, «чтобы учредить порядок, согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастье».

С развитием западноевропейской философской мысли стали слагаться новые определения исторической науки. Стремясь объяснить сущность и смысл жизни человечества, мыслители обращались к изучению истории или с целью найти в ней решение своей задачи, или же с целью подтвердить историческими данными свои отвлеченные построения. Сообразно с различными философскими системами, так или иначе определялись цели и смысл самой истории. Вот некоторые из подобных определений: Боссюэт (1627-1704) и Лоран (1810-1887) понимали историю, как изображение тех мировых событий, в которых с особенною яркостью выражались пути Провидения, руководящего человеческою жизнью в своих целях. Итальянец Вико (1668-1744) задачею истории, как науки, считал изображение тех одинаковых состояний, которые суждено переживать всем народам. Известный философ Гегель (1770-1831) в истории видел изображение того процесса, которым «абсолютный дух» достигал своего самопознания (Гегель всю мировую жизнь объяснял, как развитие этого «абсолютного духа»). Не будет ошибкою сказать, что все эти философии требуют от истории в сущности одного и того же: история должна изображать не все факты прошлой жизни человечества, а лишь основные, обнаруживающие ее общий смысл.

Этот взгляд был шагом вперед в развитии исторической мысли, – простой рассказ о былом вообще, или случайный набор фактов различного времени и места для доказательства назидательной мысли не удовлетворял более. Появилось стремление к объединению изложения руководящей идеей, систематизированию исторического материала. Однако философскую историю справедливо упрекают в том, что она руководящие идеи исторического изложения брала вне истории и систематизировала факты произвольно. От этого история не становилась самостоятельной наукой, а обращалась в прислужницу философии.

Наукою история стала только в начале XIX века, когда из Германии, в противовес французскому рационализму, развился идеализм: в противовес французскому космополитизму, распространились идеи национализма, деятельно изучалась национальная старина и стало господствовать убеждение, что жизнь человеческих обществ совершается закономерно, в таком порядке естественной последовательности, который не может быть нарушен и изменен ни случайностями, ни усилиями отдельных лиц. С этой точки зрения главный интерес в истории стало представлять изучение не случайных внешних явлений и не деятельности выдающихся личностей, а изучение общественного быта на разных ступенях его развития. История стала пониматься как наука о законах исторической жизни человеческих обществ.

Это определение различно формулировали историки и мыслители. Знаменитый Гизо (1787-1874), например, понимал историю, как учение о мировой и национальной цивилизации (понимая цивилизацию в смысле развития гражданского общежития). Философ Шеллинг (1775-1854) считал национальную историю средством познания «национального духа». Отсюда выросло распространенное определение истории, как пути к народному самосознанию. Явились далее попытки понимать историю, как науку, долженствующую раскрыть общие законы развития общественной жизни вне приложения их к известному месту, времени и народу. Но эти попытки, в сущности, присваивали истории задачи другой науки – социологии. История же есть наука, изучающая конкретные факты в условиях именно времени и места, и главной целью ее признается систематическое изображение развития и изменений жизни отдельных исторических обществ и всего человечества.

Такая задача требует многого для успешного выполнения. Для того чтобы дать научно-точную и художественно-цельную картину какой-либо эпохи народной жизни или полной истории народа, необходимо: 1) собрать исторические материалы, 2) исследовать их достоверность, 3) восстановить точно отдельные исторические факты, 4) указать между ними прагматическую связь и 5) свести их в общий научный обзор или в художественную картину. Те способы, которыми историки достигают указанных частных целей, называются научными критическими приемами. Приемы эти совершенствуются с развитием исторической науки, но до сих пор ни эти приемы, ни сама наука истории не достигли полного своего развития. Историки не собрали и не изучили еще всего материала, подлежащего их ведению, и это дает повод говорить, что история есть наука, не достигшая еще тех результатов, каких достигли другие, более точные, науки. И, однако, никто не отрицает, что история есть наука с широким будущим.

Биография

Единственный ребёнок в семье коренных москвичей, заведующего Черниговской губернской типографией Фёдора Платоновича Платонова и его жены Клеопатры Александровны (урождённой Хрисанфовой). В 1869 году они переехали в Санкт-Петербург , где отец будущего историка дослужился до управляющего типографией Министерства внутренних дел и получил дворянский титул.

В Петербурге Сергей Платонов учился в частной гимназии Ф. Ф. Бычкова. Каникулы юный гимназист проводил в доме московских родственников на окраине Петербурга. На семнадцатом году жизни долго и тяжело болел тифом .

Платонов был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. Первоначально намеревался посвятить свою магистерскую диссертацию общественному движению, которое создало ополчение князя Дмитрия Пожарского , но лишний раз убедился в правильности мысли о том, что всякое серьёзное исследование в области древней русской истории невозможно без тщательной разработки . По этому пути и решил пойти, избрав в качестве объекта исследования историко-литературные памятники Смутного времени .

Для решения поставленной задачи привлёк более 60 произведений русской письменности XVII века , изученных им по 150 рукописям, многие из которых оказались открытием для науки. В 1888 году опубликовал диссертацию, которая сначала печаталась в Журнале Министерства народного просвещения , отдельным изданием, а 11 сентября того же года успешно защитил её на степень магистра русской истории, что позволило ему занять с 6 февраля 1889 года должность приват-доцента , а с 1890 года - профессора по кафедре русской истории Петербургского университета.

В том же году будто бы запретил А. А. Введенскому (специалисту по истории Древней Руси) читать в Первом историческом исследовательском институте при ЛГУ в «духе времени» доклад о революции 1905 года на Урале и потребовал замены этого доклада докладом о Строгановской иконе.

Из уст Фигатнера и прозвучало впервые имя непосредственного «виновника» случившегося - академика Платонова. Учёный пытался оправдываться:

Как непременный секретарь, так и сам я не придали особой актуальности документам и подвели их под действие постановления 16.11.1926 г. …О том, что правительство их ищет 12 лет, нам известно не было. …Тов. Фигатнер не различает терминов «архив» и «архивные материалы» и злоупотребляет первым.

На следствии Платонов вёл себя мужественно, несмотря на угрозы в отношении арестованных дочерей, и долго отказывался дать нужные показания. Сломал историка следователь А. А. Мосевич, указавший, что правдивые показания нужны не следствию, которому всё и так ясно, а истории . Учёный сдался:

Касаясь своих политических убеждений, должен сознаться, что я монархист . Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению б. царствующего Дома Романовых.

Далее было установлено, что в одной из приватных бесед в кабинете Платонова он указал на более подходящую с его точки зрения кандидатуру Великого князя Андрея Владимировича как претендента на русский престол по сравнению с выдвинутым русскими белоэмигрантами-монархистами Великим князем Кириллом Владимировичем .

Получив недостающее звено, следствие выдвинуло обвинение в создании Платоновым в Академии наук контрреволюционной монархической организации под названием «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России», целью которой являлось свержение советской власти и установление конституционно-монархического строя во главе с Великим князем Андреем Владимировичем. Причём роль будущего премьер-министра отводилась самому Платонову. Всего по делу «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России» проходило 115 человек.

Следствие продолжалось более года. 2 февраля 1931 года на чрезвычайном Общем собрании АН СССР её новый непременный секретарь, член ВКП(б) академик В. П. Волгин сообщил об установлении факта участия академиков Платонова, Е. В. Тарле , Н. П. Лихачёва и М. К. Любавского в контрреволюционном заговоре и предложил их исключить из состава её действительных членов. После этого слово взял президент АН А. П. Карпинский . Стенограмма его выступления не сохранилась, но «Красная газета» сообщила о «контрреволюционной вылазке» учёного, который якобы назвал необязательным исключение Платонова и его коллег из Академии (каковое всё же состоялось).

На рубеже января/февраля в Ленинграде состоялся суд над Платоновым и Тарле, на котором оставшиеся на свободе младшие коллеги и ученики Платонова отрекались от него, возможно из опасений за свою судьбу.

Приговор для арестованных оказался сравнительно мягким - 5 лет ссылки .

Научная и юридическая реабилитация

Историческая концепция

По Платонову, отправной точкой, определившей особенности русской истории на много веков вперёд, является «военный характер» Московского государства , возникшего в конце XV века . Окружённое почти одновременно с трёх сторон врагами, действовавшими наступательно, великорусское племя вынуждено было принять чисто военную организацию и постоянно воевать на три фронта. Чисто военная организация Московского государства имела своим следствием закрепощение сословий , что на много столетий вперёд предопределило внутреннее развитие страны, в том числе и знаменитую «Смуту » начала XVII века .

«Раскрепощение» сословий началось с «раскрепощения» дворянства, которое получило своё окончательное оформление в «Жалованной грамоте дворянству » 1785 года . Последним актом «раскрепощения» сословий явилась крестьянская реформа 1861 года . Однако, получив личные и экономические свободы, «раскрепощённые» сословия не дождались свобод политических, что нашло выражение в «умственном брожении радикального политического характера», вылившемся, в конце концов, в террор «народовольцев » и революционные потрясения начала XX века .

Семья

Платонов был женат на Н. Н. Шамониной (сестре московского друга историка и политика П. Н. Милюкова ), умершей в 1928 году , от которой имел четырёх дочерей и одного сына, Михаила, впоследствии профессора химии , расстрелянного в марте 1942 года .

Семья Платоновых считалась хлебосольной, за праздничным столом у них собиралось до 30-40 человек.

Цитаты

«Не только происхождение, но и сознательная преданность Москве с её святынями, историей и бытом делали моих родителей, а за ними и меня именно великорусским патриотом» (из автобиографии Платонова, )
«Мне скоро 70 лет, а Вам тридцать, поэтому не я, а Вы доживете до того дня, когда кулак свернёт Вам шею» (Платонов следователю А. А. Мосевичу, первая половина )
«Миросозерцание моё, сложившееся к концу XIX века, имело базой христианскую мораль, позитивистскую философию и научную эволюционную теорию… В сущности я остаюсь таким и в настоящую минуту. Атеизм чужд мне столько же, сколько и церковная догма» (из «покаянной» записки Платонова в ОГПУ , октябрь )

Архив С. Ф. Платонова, насчитывающий более 7000 дел, хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки .
Одной из первых книг, прочитанных Платоновым, была подаренная ему отцом «История государства Российского » Н. М. Карамзина .
Из учёбы в университете Платонов вынес отвращение «ко всякой партийности и кружковщине».
Свои «Очерки…» Платонов считал высшим научным достижением всей своей жизни.
Заветной мечтой заядлого путешественника Платонова было посетить Сибирь , чему не суждено было осуществиться.
После 1917 года в бумагах Николая II была обнаружена «Записка о профессорах русской истории», в которой о Платонове говорилось:

Вполне приличен Платонов, обладающий огромной эрудицией, но он сух и уж несомненно мало сочувствует культу русских героев. Конечно, изучение его произведений не может вызвать ни чувства любви к Отечеству, ни народной гордости.

По утверждению историка еврейского народа С. М. Дубнова , Платонов примерно в 1920 году «проговорился», что допускает существование тайной еврейской секты, практикующей ритуальные убийства .
По инициативе или при самом непосредственном участии Платонова создавались такие известные исторические журналы и сборники начала 1920-х годов как «Русское прошлое», «Анналы», «Архив истории труда в России», «Русский исторический журнал», «Века», «Дела и дни».
Платонов, умерший в 1933 году , в советское время предсказывал, что «будущее России решит Красная Армия , состоящая в основном из крестьянских сыновей».

Труды

Полный курс лекций по русской истории . - Пг. , 1917.
Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.: Опыт изуч. обществ. строя и сослов. отношений в Смут. время;

Библиография

Список трудов С. Ф. Платонова / Подгот. Б. А. Романов // Сборник статей по русской истории, посвящённый С. Ф. Платонову. - Пг. , 1922. - С. VI-XII.
Список печатных трудов академика С. Ф. Платонова с 1923 г. / Подгот. В. А. Колобков // АЕ за 1993 год. - М ., 1995. - С. 319-320.

Примечания

Литература

Биографические монографии и основные статьи:

Шмидт С. О. Жизнь и творчество историка С. Ф. Платонова в контексте проблемы «Петербург-Москва» // Россия в IX-XX веках. Проблемы истории, историографии и источниковедения. - М ., 1999. - С. 533-537.
Шмидт С. О. Сергей Федорович Платонов (1860-1933) // Портреты историков: Время и судьбы В 2-х т. - М .-Иер. , 2000. - Т.1. Отечественная история. - С. 100-135.
Цамутали А. Н. Глава петербургской исторической школы: Сергей Федорович Платонов // Историки России. XVIII - начало XX века. - М ., 1996. - С. 538-552.
Брачев В. С. Русский историк С. Ф. Платонов: Ученый. Педагог. Человек. - СПб. , 1997. 2-е изд.
Брачев В. С. Крестный путь русского историка: Академик С. Ф. Платонов и его «дело». - СПб. , 2005 (переработанное издание).
Ростовцев Е. А. А. С. Лаппо-Данилевский и С. Ф. Платонов (к истории личных и научных взаимоотношений) // Проблемы социального и гуманитарного знания. Сб. научных работ. - СПб. , 1999. - Вып. I. - С. 128-165.

] Ответственный редактор С.О. Шмидт. Составители В.В. Морозов, А.В. Сиренов. Научное издание.
(Москва: Издательство «Наука», 2010. - Российская Академия наук. Отделение историко-филологических наук. Институт славяноведения. Археографическая комиссия. Российская национальная библиотека)
Скан: AAW, OCR, обработка, формат Djv: mor, 2014

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ:
Предисловие (С.О. Шмидт) (5).
МОСКОВСКИЕ ЗЕМСКИЕ СОБОРЫ XVI И XVII ВЕКОВ
Глава первая (23).
Участие земщины в управлении Московского государства. - Земские соборы как вид этого участия. - Определение соборов. - Причины их возникновения. - Веча и соборы.
Глава вторая (32).
Источники вопроса: акты; разрядные книги; источники летописного характера; сказания современников. - Песни.
Литература вопроса: К.С. Аксаков и С.М. Соловьев. - Б.Н. Чичерин. - И.Д. Беляев. - В.И. Сергеевич. - Н.П. Загоскин. - И.И. Дитятин. - Н.И. Костомаров.
Глава третья. Исторический обзор земских соборов (47).
Земские соборы до Смутного времени: 1549/50 г., 1566 г., 1584 г., 1598 г. и 1605 г. - Избрание и свержение Шуйского. - Избрание Владислава. - Соборы в земских ратях: 1611 и 1612 гг. - Постоянные земские соборы 1613-1622 гг. - Последующие соборы: 1632-1634 гг., 1637 г., 1642 г., 1645 г., 1648-1649 гг., 1650 г. и 1653 г. - Комиссии выборных людей: комиссии 1681-1682 гг. - Известия о соборе 1698 г.
Глава четвертая. Организация земских соборов (159).
Общее число соборов. - Предметы занятий. - Состав соборов и порядок выбора представителей. - Место, время и порядок соборных заседаний.
Глава пятая (173).
Причины прекращения соборов. Их значение с точки зрения права и истории Приложения (180).
ДРЕВНЕРУССКИЕ СКАЗАНИЯ И ПОВЕСТИ О СМУТНОМ ВРЕМЕНИ XVII ВЕКА КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
Предисловие (187).
Произведения, составленные до окончания Смуты.
Глава первая (196).
Иное сказание; его состав (с. 196). Первая часть Иного сказания или Повесть 1606 года (с. 198). - Извет старца Варлаама (с. 203). - Повесть, како восхити неправдою царский престол Борис Годунов (с. 226). - Житие царевича Димитрия, внесенное в Минеи Германа Тулупова, и Повесть 1607 года о перенесении мощей царевича в Москву (с. 231).
Вторая часть Иного сказания: грамоты царя Василия Ивановича Шуйского (с. 235).
Третья часть Иного сказания: повествование о событиях 1606-1607 гг. (с. 238).
Четвертая часть Иного сказания или Повесть 1606 года о видении некоторого мужа в Москве, составленная протопопом Терентием (с. 245). - Повесть о видении 1611 года мниха Варлаама в Новгороде (с. 249).
Пятая часть Иного сказания: статьи о событиях 1607-1613 гг., тождественные со статьями Хронографа второй редакции (1617 г.); разбор статей о Смуте этого Хронографа (с. 252).
Заключительные заметки Иного сказания (с. 267).
Глава вторая (269).
Патрирха Иова Повесть о честнем житии царя Феодора Ивановича (с. 269).
Новая Повесть о преславном Российском царстве (с. 272). - Плач о пленении и о конечном разорении превысокого и пресветлейшего Московского государства (с. 287).
Повесть о некоей брани (с. 299).
Сказания о чудесных видениях 1611 года, нижегородском и владимирском (с. 304).
Важнейшие произведения о Смуте времени царя Михаила Феодоровича
Глава третья (310).
Временник дьяка Ивана Тимофееева (с. 310).
Сказание келаря Авраамия Палицына (с. 345).
Глава четвертая (357).
Словеса дней и царей и святителей московских, еже есть в России, князя И.А. Хворостинина (с. 358). - Повесть князя И.М. Катырева-Ростовского, внесенная в Хронограф Сергея Кубасова (с. 376). - Рукопись Филарета, патриарха Московского (с. 394). - Произведения князя СИ. Шаховского: Житие царевича Димитрия и Повесть о мнисе, како послася от Бога на царя Бориса (с. 401).
Книга, глаголемая Новый летописец (с. 414). - Разрядная книга, известная под названием Столярова (и Лобковского) хронографа (с. 436).
Произведения о Смуте второстепенные и позднейшие
Глава пятая (440).
Памятники биографического характера: Сказание о постав л ении на патриаршество Филарета Никитича (с. 441). - Сказание о рожении князя М.В. Скопина (с. 442). - История о первом Иове, патриархе Московском (с. 444). - Житие царевича Димитрия, внесенное в Минеи Иоанна Милютина, и произведения, от него зависящие (с. 448). - Повесть о убиении царевича Димитрия (с. 453). - Житие ростовскаго затворника Иринарха (с. 457). - Житие архиепископа астраханскаго Феодосия (с. 460). - Житие архимандрита Дионисия, составленное Симоном Азарьиным и Иваном Наседкою (с. 461). - Симона Азарьина Книга о чудесах преп. Сергия (с. 464). - Ельнинский хронограф (с. 467). - Сказание и повесть, еже содеяся в царствующем граде Москве (с. 469).
Памятники компилятивные: Погодинский хронограф №1465 (с. 476). - Повесть о разорении Московского государства (с. 477). - Книга об избрании на престол царя Михаила Феодоровича и Книга о титулах (с. 480). - Латухинская степенная книга (с. 482). - Хронограф князя М.А. Оболенского (с. 485). - Сказание о царстве государя и великого князя Феодора Иоанновича (с. 489). - Хронографы третьей редакции (с. 493). - Хронограф имп. Публичной библитеки F.IV.165 (с. 493). - Погодинский сборник №1578 (с. 494). - Погодинский сборник №1616 (с. 494). - Отрывок Соловецкого хронографа о Романовых (с. 494). - Сборник имп. Публичной библитеки Q.XVII.159 (с. 495). - История, како грех ради наших попусти Господь Бог праведное свое наказание (с. 495). - Морозовский летописец (с. 495). - Летописец имп. Публичной библиотеки F.XVII.17 (с. 496). - Рукопись Имп. Академии наук №46 (с. 496).
Сказания местные (с. 498).
Заключение (502).
Примечания (512).
Положения, извлеченные из диссертации С.Ф. Платонова «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник», (тезисы) для диспута (518).
Перечень рукописей, упомянутых в этой книге (520).
ПРИЛОЖЕНИЯ
Боярская дума в Московском государстве по исследованию Н. Загоскина (529).
Предисловие С.Ф. Платонова к книге «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник» (неопубликованный вариант) (553).
Археографическое послесловие (А.В. Сиренов) (563).
Сокращения, принятые в библиографических ссылках (570).
Указатель имен (572).
Указатель географических названий (588).

Аннотация издательства: В томе представлены монография «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник» (оцениваемая ныне и историками, и литературоведами как классический труд), а также впервые публикуемое выпускное студенческое сочинение «Московские земские соборы XVI и XVII веков» и реферат «Боярская дума в Московском государстве по исследованию Н. Загоскина». Издание подготовлено Археографической комиссией РАН совместно с Отделом рукописей Российской национальной библиотеки по материалам личного архивного фонда академика С.Ф. Платонова.
Для историков, филологов и всех интересующихся отечественной историей.